Я ехал на свидание к невообразимой красавице – дивное лицо, покатые плечи, как на старинных гравюрах, копна рыжих волос. Разумеется, дико волновался.
– Вы на машине? Поедете по Ленинградке, у Белорусского вокзала увидите зелёный особнячок. Это бывшая лаборатория ядов НКВД СССР. За ней мой дом, – объясняла Ольга Романовна, когда я справился об адресе.
Женщина антикварной красоты Ольга Романовна Трифонова – вдова советского писателя Юрия Валентиновича Трифонова, умершего от рака в 55 лет. Самой Ольге Романовне уже 84 года. Но выглядит очень моложаво. Видно, у каждого своя скорость старения. Одета не броско, но с большим изяществом.
Соседи по даче
– Вы знали Высоцкого? – ткнул я в фотографию за стеклом.
– Были соседями по даче в «Красной Пахре». На участке Эдика Володарского, близкого друга Высоцкого, у Владимира Семёновича был домик. Там они жили с Мариной Влади.
Легенды о Высоцком, рассказанные посторонними людьми – это, как говорится, конкуренция у гроба. Тем более, важны свидетельства людей, лично знавших великого человека.
– Мы с мужем встречали Новый Год у Володарских. Были Тарковский, Аксёнов. Высоцкий с Мариной. Настроение было не праздничное. Тарковский с Аксёновым уезжали за границу. Тогда думали навсегда. Я говорю Владимиру Семёновичу, сидевшему рядом: «Сыграйте». А он: «Вы же видите, никто не хочет». Понятно, за столом – великие люди. Думаю, это была творческая ревность.
Молчать по-русски
… Мы в квартире, уютно заросшей книгами. Меня самого воспитывал книжный шкаф, поэтому с восторгом смотрю на книжный океан. Как пел Высоцкий: «Если путь прорубая отцовским мечом, ты солёные слезы на ус намотал, если в жарком бою испытал что почём, – значит, нужные книги ты в детстве читал».
Ольга Романовна хорошо молчит по-русски. Молчание – тоже беседа. Но уж если заговорит… Её русский – замороженная земляника, тающая в разговоре.
– Высоцкий был чрезвычайно щедрым человеком. Как-то принес Аксёнову крупную сумму денег. Тому было трудно, запрещали его книги. Вася говорит: «Зачем?». Володя отвечает: «А чтобы ты не менял образ жизни, им назло»… Нашему сынишке матрац заграничный притащил. Мелочь, но много говорит о человеке.
Обаятельный Шукшин
Квартира Трифоновых – удивительная квартира. Стулья, обитые бархатом. Половики, связанные из цветных лоскутов. Ламповый телевизор. Старинная лампа, шнур которой схвачен изолентой… Простота без пестроты.
– Когда я делала ремонт, под обоями были старые газеты. Слой за слоем отдирала, а перед глазами проходила вся история России – революция, процесс над троцкистами, первые пятилетки… Наш дом ведь дореволюционной постройки.
Я смотрю на книги. На одной из них Шукшин густо бородат. Такая борода, что нужна газонокосилка. В то время он готовился снимать Степана Разина, вот и отрастил. Но власти так и не разрешили снимать.
– С Шукшиным был смешной случай, – улыбается Ольга Романовна. – Мы с мужем отдыхали в Юрмале, в Доме писателей. Там был и Василий Макарович с семьей. Как-то пришёл на теннисный корт с Заболоцким, своим оператором. Посмотреть на игру – я увлекалась теннисом. В конце концов, Шукшин плюнул на землю вот так, – Трифонова, склонившись над вытертым ковром, показала как. – Взял маленьких дочек за руки и увёл. Он был по-мужски фантастически обаятелен. И я ему, кажется, нравилась.
– Что ж плюнул?
– Да я выпила бокал шампанского, по мячу не попадала.
Удивительное поколение
Трифоновы были знакомы с семьей Тодоровских.
– Мира, супруга Петра Ефимовича, была продюсером сериала «Жена Сталина» по моей книжке «Единственная». Тодоровский был фантастически работоспособный человек. Говорил: «Когда я не работаю – я злой, старый и некрасивый. А когда работаю – красивый, добрый и молодой. В меня девушки влюбляются».
Cегодня отсутствие таких людей, как Тодоровский, Высоцкий, Шукшин, стало зияющим. Тексты сейчас пишут все. Хотя некоторые не лишены литературной сноровки, все равно это оглушительно бездарно. Звонкое ничто. Они и не знают, что были такие писатели – Аксёнов, Нагибин, Трифонов…
– Юра Нагибин держался на особицу. Бывший дворянин, избранный круг общения. Машина, личный шофёр. Старинная мебель петровских времен. Дружил с послами, часто бывал за границей. Но и сам таскал рукописи молодых авторов в журналы. Помогал пробиться. Мы дружили с Нагибиными. С женой Аллой они часто приходили к нам в гости.
Ольга Романовна рассмеялась тем прелестным смехом, что часто встречается в женщинах её поры, рассыпав его по всей квартире.
– Однажды Нагибин прилетел из Голландии. На столе – пачка нераспечатанных писем. Открывает первое, читает – «Юра! Ты говно!». Вечером говорит нам: «Я понял, что прилетел на Родину». Похвалы в России не в заводе – все по Гоголю.
«Я пишу другое»
– Что вы все о других? Расскажите о муже.
– Юрий Валентинович был прост и доступен. Дружил и с писателями, и с работягами. У него был знакомый грузчик Митя. Идём как-то мимо магазина, а Митя выпивает с компанией на ящиках. Решил блеснуть знакомством.
– Что, Трифоныч, всё пишешь? – спрашивает мужа.
– Пишу, – отвечает.
– Утро красит нежным светом стены древнего Кремля?
– Нет, – отвечает муж. – Я пишу другое.
… Трифоновы тайно встречались несколько лет. Ольга была в то время замужем, он женат.
– Я не ревновала Юрия Валентиновича. У Юры была вторая квартира, там и встречались, – говорит Ольга Романовна.
На этой квартире и постигали «науку страсти нежной». Пока, наконец, не расписались, начав просыпаться рука в руке и засыпать рука в руке.
– Однажды Юра приходит домой злой и шмяк пакет об стол. Говорит: «Больше я туда не пойду». При Советской власти избранным давали пайки с дефицитными продуктами. Дефицитом было всё – колбаса, сыр, шпроты, сгущёнка. Я говорю: «Юра, что случилось?». Он отвечает: «Стыдно. Стоим мы, писатели, за заказом, а люди подходят и спрашивают – что дают? Мы отворачиваемся…». Так и не пошёл больше ни разу, хотя у нас уже родился малыш.
Классика литературы Юрия Трифонова, читатели ценили. Он не писал, как говорится, «в засол», хотя книги выходили весьма скромными тиражами. В 25 лет получил Сталинскую премию за свой первый роман «Студенты», про который он говорил, что не может прочитать из него ни строчки. Каждому известен «Дом на набережной» – о времени, которое калечит людей. Название, ставшее нарицательным.
Трифонов сам был из семьи репрессированных. Его отца, донского казака, расстреляли в 1938 году. Мать посадили на 8 лет за то, что не донесла на мужа.
– Мой отец тоже сидел в мордовских лагерях, – вспоминает Ольга Романовна. – Был членом Центрофлота. Когда мама заплаканная пришла в школу и сказала, что мужа арестовали, её должны были уволить автоматом. Но директор сказала: «А теперь тебе надо работать за двоих». Люди поддерживали друг друга.
После этого в семье Трифоновых стихийно не любили сталинскую власть, относясь к ней с подкожным отвращением. То было время, когда газеты были наполнены хорошими новостями, а тюрьмы – хорошими людьми.
– Муж очень ценил Домбровского, диссидента и опального писателя. Когда ужинали в ресторане ЦДЛ, тот после ужина обязательно выпивал стакан кипятку и съедал кусок чёрного хлеба. Муж спрашивает: «Зачем?» А он отвечает: «Иначе я не буду сытым. Привык в тюрьме».
Выдвигали на Нобелевскую премию
Не случайно Ольга Романовна – директор музея «Дом на набережной», входящего в состав музея ГУЛАГа.
– Вы знали Панкина, главного редактора «Комсомолки»? Позже он работал председателем ВААП – по авторским правам. Как-то муж сидел в приёмной и слышал, как в кабинете Панкина бушевал знакомый писатель. Почему, дескать, вы печатаете за границей Шукшина, Окуджаву, Трифонова, а не печатаете меня? Когда он вышел муж говорит: «Миша, хочешь, чтобы тебя печатали во Франции? Так введи в Париж танки». В Прагу тогда ввели советские танки, чтобы подавить восстание.
Вся жизнь Юрия Трифонова позволяла не портить некролога. Его выдвигали на Нобелевскую премию по литературе. Не успел, умер.
– Меня пригласили в Нобелевский комитет. В Стокгольме была всего один день. Так они дали ключ, чтобы я ночью могла ознакомиться с архивом Трифонова и отзывами со всего мира.
Писал только о Москве
Писатель родился на Арбате, всю жизнь прожил в Москве.
– Он был единственным писателем, который писал только о Москве… «Нескончаемо тянулся город, который я так любил, так помнил, так знал, так старался понять», – цитирует Ольга Романовна мужа на память.
… За окном нахлобучивались сумерки. Мы проговорили с вдовой писателя шесть часов кряду. Ну, пора, стало быть, уходить. Ну, тут, конечно, отчаяние – сколько еще интересного! И я остался ещё на немного. Потом ещё на немного. И ещё, и ещё, и ещё…
Когда уходил, за окном уже висели капли звезд. На одной из них сейчас живёт Юрий Валентинович Трифонов, классик советской литературы.
Загрузка ...
