Я вышел из метро «Сокол». Практически в центре Москвы. И вскоре оказался в деревне. С бревенчатыми избами, палисадниками, садами. Вот что со мной случилось. Взметённые в небо московские высотки по периметру прокалывали облака острыми шпилями. И, ей же Богу, вместе это смотрелось гармонично.
Только что отшумела гроза. Нити солнца тянулись к сырой земле поселка художников. Воздух нес озоном, от земли поднимался пар. Чем дальше я отходил от улицы Алабяна вглубь поселка, тем становилось тише. Городской шум исчезал ступеньками, будто прикручивали тумблер громкости. Наконец, в середине поселка наступила такая тишина, что, если б комар упал на землю, было бы слышно.
Приходилось отстаивать и не раз
– Как пройти к администрации? – крикнул я унылому старичку, встретившемуся на дороге (казалось, будто он прожил девяносто зимних лет и сорок пять летних).
– Пойдёшь по Шишкина, увидишь дом в начале, – ответил он полушёпотом, каким обычно говорят на похоронах.
Улицы поселка носят имена художников – Шишкина, Поленова, Сурикова, Левитана. Потому и посёлок художников. Во дворе администрации – благоуханные заросли роз. В соседнем палисаднике мокрый мужик поливал капусту из дырявого шланга (роза пахнет лучше капусты, но суп из неё не сделаешь).
– Председатель на месте? – крикнул я облитому водой мужичку.
– Не знаю, – хмуро ответил политый поливальщик.
Я прошёл в администрацию. На входе вывеска: «Совет общественного самоуправления посёлка «Сокол» (поселок художников – неофициальное название). Посёлок не встроен в городскую управленческую вертикаль. Каждые два года – перевыборы. Посёлок на самофинансировании, не тянет из бюджета города ни копейки.
Тем не менее, его пытались снести. Наезды были, как не быть, даже и не раз. Но заступались Министерство культуры, Союз архитекторов, Общество охраны памятников Москвы. Но прежде всего – сами жители. Они не из тех, кто может постоять за себя только на коленях.
Они отстаивали саму память и историю нашей страны. Современные новостройки неотличимы, как солдатское белье. А здесь сохранились дома, построенные по образцу русских построек XVII-XVIII веков – рубленые деревянные избы в стилистике вологодского зодчества, дома, похожие на северные сторожевые башни. Один из них был разрушен, когда в 1935 году в небе над посёлком потерпел крушение крупнейший самолёт СССР «Максим Горький». В годы Великой Отечественной войны в посёлке проходила линия обороны Москвы, стояла зенитная батарея.
– Посмотрите, – председатель Совета самоуправления Владимир Стоцкий открывает шкаф, доверху набитый папками. – Это всё решения судов. Все в нашу пользу.
Город-сад
В 1923 году на окраине села Всехсвятское выделили 49 десятин земли. На них образовали кооперативное товарищество «Сокол», куда вошли рабочие, агрономы, учителя. Коттедж обходился в 600 золотых червонцев. Кроме этого здесь построили детсад, школу, роддом.
– Я родился в этом роддоме, – рассказывает председатель Совета.
Посёлок сегодня занимает 20 гектаров. Город-сад со 115 частными домами, заросшими по окна смородиной. Это, конечно, не обычная деревня. Есть скромные деревянные домики с деревенским штакетником. А рядом дворцы за пятиметровым забором.
Такими посёлками-садами предполагалось застроить все окраины Москвы. Не получилось, хотя в Европе и Америке ими застроены все города.
«Не все хотят, чтоб о них знали»
В поселке проживали многие известные люди. О Ролане Быкове, думаю, слышал каждый.
– Но не все хотят, чтоб о них знали, – говорит председатель.
Оно и понятно. Деньги любят тишину. Клочок земли в посёлке – от 100 миллионов рублей. Приличные дома – за миллиард. Возле калиток сплошные «Мерседесы» да «Порше». Такие вот деревни в Москве.
В пределах МКАД осталось несколько таких мест. Серебряный Бор, где живут олигархи и высшие государственные чиновники. Троице-Лыково – дворцовое село в Строгине (здесь была дача Александра Солженицына). Соломенная сторожка в Тимирязевском лесопарке, где жил скульптор Вучетич (автор «Родины-Матери»).
… Я шёл по «Поселку художников», разнимаемый июльским теплом. Погода была ясная, радостная. Солнце сползало к горизонту. Я шёл мимо дворцов с камерами на пятиметровых заборах. И понимал, что я богач – у меня есть открытое небо, а на небе солнце.