В этом году актёр, режиссёр и руководитель театра Et Cetera Александр Калягин отметил юбилей – 80 лет. У него более 150 ролей, и каждая неповторима — от тётушки Чарли из Бразилии до вождя мирового пролетариата. На творческом вечере в своём театре он вспомнил самые яркие моменты жизни: послевоенное детство, учёбу в медучилище в Тимирязевском районе, опыт фельдшерства, встречу с режиссёром Анатолием Эфросом.
Окончил медучилище играючи
– Александр Александрович, вы родились в самый разгар войны. Как ваша мама решилась завести ребёнка?
– Я очень ценю, что появился на свет, и понимаю, что мог и не родиться. Это был самый тяжёлый год войны – 1942-й, маме было 42 года. У неё был до этого первый брак, в котором родился мёртвый ребёнок. Поняв, что опять в положении, она пошла к врачу, который сказал, что это её последний шанс. Папа поддержал её решение оставить ребёнка, но в том же году умер от инсульта, и мама воспитывала меня одна.
– Почему вы сначала выбрали своей профессией медицину?
– К восьмому классу мои отношения со школой окончательно зашли в тупик, я её просто ненавидел. Я поддался на уговоры мамы, которой хотелось, чтобы у меня была хоть какая-то профессия, и пошёл учиться в медицинское училище №14 в Тимирязевском районе. Но переводили меня с курса на курс не потому, что я был гордостью по линии фармакологии, анатомии и прочих предметов, а потому, что у нас был лучший коллектив художественной самодеятельности среди медучилищ, а я был его лидером. Я там учился и играл, играл и учился. И стал фельдшером.
«Видел людей, которые страдают»
– Какая-то польза от этого для вас была?
– Учёба в медицинском училище меня раскрепостила. До этого я был зажат, закомплексован. А в медицине сталкиваешься с настоящими несчастьями, болью, бедами, трагедиями, и для мальчика 16 лет это переворачивает все представления о жизни. Я проработал фельдшером два года и увидел жизнь с изнанки. Однажды мы приехали к мужику, у которого был проломлен череп. Он сидел на кровати и выяснял отношения с женой, которая ему череп и проломила. Она ушла в кино с дочкой, а сеанс отменили. Неожиданно вернувшись домой, жена застала своего мужа с её сестрой в кровати. Она взяла туристический топорик и… Как они говорили, какие интонации, какой накал страстей!
– В какой момент всё-таки решили идти в театральное училище?
– Однажды, когда мы откачивали пьяного на Киевском вокзале, я понял, что больше не выдержу. Тогда я решил поступить в Щукинское училище, но смутил комиссию своей, как они определили, “неярко выраженной внешностью” и, главное, хрипловатым, “с песочком”, голосом. Они заподозрили узелки на связках и велели провериться в поликлинике, принести справку. А узелки на связках для актёра смертный приговор. И я так испугался, что не стал никуда ходить. Только на следующий год, пройдя медкомиссию, со спокойной душой пошёл поступать в училище ещё раз и поступил.
«Открываю – стоит Эфрос»
– Говорят: «не сотвори себе кумира», а я читала, что вы Эфроса, с которым работали, называли кумиром.
– Даже не кумир, а бог. Это единственный человек, с которым я никогда не спорил. Всё, что он ни делал, я был его раб. Вспоминается такой случай. Мы репетировали в Художественном театре «Тартюфа» – текста много и весь в стихах. Начинаются прогоны, а я не успевал освоить текст. Звоню в театр и говорю, что плохо себя чувствую и остаюсь дома. На второй день звонок в дверь. Открываю – стоит Эфрос, улыбаясь своей фантастически обаятельной улыбкой. Заходит, садится и говорит о том, как идут репетиции, рассказывает, что на прогоне играет вместо меня и у него плохо получается. Ни укора, ни колкостей. Конечно, он понял, что я струсил и специально взял два-три дня, чтобы «поболеть».